Семь стихий. Научно-фантастический роман - Страница 82

Меня тогда знобило и хотелось спать, но я держался. Сейчас вернулось это состояние. Подумал опять об огнях в тайге. Вспомнил коралловую бусину. А дальше… дальше память не работала, да и все тут. Хотел бы я увидеть огни. Сейчас, за стеклом эля, вон там, справа от меня… хорошенько бы рассмотреть их… Наивно думать, что все открыто нашему любознательному взору и он вечно будет возвращаться на круги своя.

Или, как сказал мыслитель, наши знания о мире кончаются там, где кончается наше поле зрения. Тут уж ничего не поделаешь — или расширяй это поле зрения, или возвращайся к априоризму, к мистике, подводи окончательные итоги, закрывай горизонты, верь в неизменную данность, в твердь небесную.

Как бы я назвал их, эти экипажи, если бы мы нашли способ так же свободно передвигаться в пространстве? Шаролеты? Гравилеты? Да, я совсем забыл вот что: они казались легкими настолько, насколько это можно себе представить. Легче самого легкого пластика.

Что там справа за стеклом?.. Да нет, показалось. Так они и послушались меня. Моего желания далеко не достаточно, чтобы шаролет появился здесь, рядом, безразлично откуда — из прошлого, из будущего, с другой планеты. Даже если мое желание угадано или прочитано, как читают, например, мысли и желания по выражению глаз у ребенка, то есть еще такая вещь — технические возможности. Что бы там ни говорили, неограниченной скорости нет. Бесконечность нельзя преодолеть в мгновение ока. Да и любое конечное расстояние — тоже. Не так уж давно шагнули за световой барьер.

Допустим, возможен какой-то обмен информацией, и однажды, кажется, я участвовал в попытке такого рода. Достаточно ли моего желания для повторения? Вряд ли. Ребячество. Такая техника не подчиняется мысленным просьбам.

Край солнца за спиной почти угас. На стекле я увидел оранжево-желтые пятна. Их было четыре. Они перекрывались на половину диаметра, и место их пересечения было чуть бледнее, чем круги-лепестки. Иллюзия, бесспорно. Я повернулся лицом к стеклу — круги не исчезли. Держались на нем. Только медленно поплыли в сторону. За облаками тлели последние искры солнечного тепла. Я разглядывал рисунок на стекле. Головная боль утихла. Круги начали соединяться, слились в один. С минуту он плавал на стекле, потом неожиданно исчез.

Оптическая иллюзия, что же еще. Другое объяснение, пожалуй, не подходило. А почему, собственно, не подходило? Понять несложно: если найдено простое и естественное объяснение, зачем искать другие… Как в случае с культурой водорослей, о которой рассказывал Николай Карин. Стоп. Нет ли здесь ошибки? Не запрятан ли в этих фразах принцип экономии мышления? Сложно все. Почему?.. Рано обобщать? А что произошло?.. Светящийся круг на стекле. Иллюзия. Оптический обман… Иллюзия?

Я набрал код команды для автоводителя и откинулся в кресло. Эль нырнул вниз, в темно-зеленый просвет между облаками. Солнце уходило за лесистый гребень сопки. Внизу раскинулся город.

Эль приземлился рядом с домом. Тут все было по-старому, я медленно поднялся по лестнице, открыл дверь, зажег свет. Радостно проверещала ручная белка. Я вошел в спальню, не раздеваясь лег и проспал до утра.

Потом был суматошный день в редакции, и к вечеру следующего дня я отрешился почти от всего, что связано с Солнцеградом, как будто был там давно-давно.

Метеоспутники предсказывали неблагоприятную погоду.

— Возможен тайфун, — сказал мне Никитин, — но это не страшно, пожалуй.

— Это плохо, — сказал я, — отражатель этой солнечной машины похож на парус. Снесет его. Откуда прогноз?

— Прогноза пока нет. Будет завтра.

— Интуиция?

— Звонил один синоптик… сам решает уравнения, машинам не доверяет.

— Посмотрим. Коли так — Берег Солнца под угрозой. Новости есть?

— Метеорит шлепнулся. В нем нашли сто девять алмазов.

— Естественно. Давление, температура. Если графит буксировать сначала на орбиту, а потом сбрасывать вниз, алмазы только подбирай! Был такой проект. Нужны капсулы, присадки, немного топлива, ракеты, ну и сам графит, разумеется, только очень чистый.

— А я не слышал об этом.

— Нет, Андрей, не уважаешь ты жанр научного предвидения. Тебе бы в физики ненадолго податься. Образование пополнить.

— Смеешься?

— Нет. Хотел, да вдруг раздумал. Какая от этого мне корысть?

— Ну то-то. А то бы не сказал…

— Не удержался бы!

— Ей-богу, не сказал бы. Промолчал.

— Все зависит от того, что ты собирался сказать. Если про «Гондвану», то поздно, я сам знаю. Молчи себе на здоровье.

— Знаешь, да не все. К тебе тут приходили.

— Кто?

— Старичище один.

— Энно, значит. Куда они теперь?

— Пока стоят здесь. Говорит, скоро к Берегу Солнца.

— Пойду с ними. Похлопочи, чтоб отпустили.

— Ты уж совсем туда перебирайся, что ли.

— Это мысль. Ты иногда рассуждаешь, как взрослый.

— Это лучше убеждает таких, как ты.

— Ты на настоящем корабле плавал?

— Зачем? Есть эли и полная связь.

— Да. О вкусах не спорят… Я пошел.

— На «Гондвану»?

— Нет. Сегодня на ночь забегу дамой, а завтра — в редакцию.

— Тогда до встречи.

— До завтра.

Было тихо, хорошо, солнечно. Близился вечер. Я вспомнил прошлогодние прогулки и улетел в тайгу. За тридевять земель. На это ушло полчаса. Забрался в незнакомое место, искупался в озере. Поспевали ягоды, было много грибов, плескалась рыба. На песчаном плесе по щекам мягко били плюшевые верхушки рогоза. В широкий ручей зашла стая форели, я гонялся за рыбой. Стало весело. Как рукой сняло усталость. Для того и жить теперь, чтобы забывать, что было раньше, — и от этой мысли меня не покоробило. Память — это след огня на стекле эля, но не сам огонь.